С разных полюсов

Среди балтийских республик Латвия первая по количеству этнических русских – здесь их более 25 процентов. В одной только Риге по неофициальным данным проживает около 60 процентов русских. Это и староверы, основавшие коммуны на балтийских землях до образования государственности, и более поздние переселенцы довоенного и послевоенного периода. К числу русскоязычного населения относятся также современные эмигранты из России. Только за последние пять лет 11 тысяч россиян получили вид на жительство в Латвии. Россия стабильно лидирует по количеству иностранных инвестиций, на оснований которых выдается латвийское ВНЖ. Причины такой популярности просты: территориальное соседство, относительная доступность цен на недвижимость, большой процент русскоязычного населения, распространенность русского языка. Находясь под влиянием ЕС и России одновременно, Латвия как никто другой на своем примере показывает как европейский и русский мир уживаются в одной стране.

Самое приятное для Андрея – сравнивать Латвию и Россией: в основном в сослагательном наклонении. Что могло бы быть в Латвии, веди себя жители также, как в РФ, и что могло бы быть в РФ, веди себя люди также, как в Латвии.

Мы встречаемся с Андреем в ALA Folkklubs — местечке с латышской кухней и музыкой, расположенном в Старой Риге. На месте клуба когда-то были средневековые винные погреба. Сводчатые потолки, официантки в народных костюмах, местные напитки и еда добавляют месту колорит.

— Здесь очень популярны клубы со всем народным: музыкой, едой, интерьером, танцами, — рассказывает Андрей и делает глоток местного брусничного пива. — Мне странно представить, что в европейской части России кто-то из молодежи будет танцевать «яблочко». Латыши — очень музыкальная нация. В среднем на одного латыша приходится одна народная песня.

Андрей называет себя иностранцем, который случайно родился и вырос в России. Себя он считает полноправным европейцем. На родине в 2010 году Андрей присоединился к протестному движению. Его не устраивали нарушения прав, отсутствие свободы слова, несменяемость власти. К концу 2011 года несогласных становилось все больше. Протестовать начали его родители, брат, друзья из университета. К тому моменту в Рязани Андрей стал широко известной в узких кругах личностью.

— Позвонили на домашний телефон. Нас с братом пригласили в отдел безопасности. Брат после этой истории притих. В университете были неприятные вещи: его оскорбляли, переходили на мат, угрожали. Хотя, казалось бы, это храм науки, медицинский университет. Мне показали скриншоты с моих страниц ВКонтакте и сказали, что нужно больше думать об учебе, а то все плохо кончится. Мне кажется, что после одного моего поста в блоге из ФСБ звонили моим родственникам.

После митинга 10 декабря 2011 года против фальсификаций на выборах в Рязани Андрея задержали. Об этом узнали в университете и его отчислили. Формально, причиной стали академические задолженности. Но он считает, что это было сделано намерено и пересдать долги ему просто не дали. А потом, как говорит Андрей, несмотря на противопоказания по здоровью, его призвали в армию. Там он окончательно понял, что не может жить в России:

— Пороки традиционного общества в армии проявляются в концентрированном виде. Чванство, лизоблюдство, высокомерие, деление на классы. Вернувшись из армии, я стал думать об эмиграции. Родители были против, они не верили, что я смогу это сделать, поэтому я эмигрировал не сразу. Но после аннексии Крыма, все поняли, что это точка невозврата, и дальше будет только хуже. 26 мая 2014 года я переехал в Ригу.

Рок-кофейница

После клуба с национальной кухней мы идем в Rokkafejnīca — по-русски, рок-кафе. В старом городе, чтобы сменить место, достаточно просто перейти дорогу. По мнению Андрея, это рок-кафе выгодно выделяется среди прочих: четыре этажа, три танцпола, хорошая кухня, бесплатные рок-концерты на выходных. Вид из окна открывается на веранду. Снаружи все усыпано цветами. Идет дождь. Играют рок-баллады.

— Переезд мне дался легко. Я приехал и здесь все устроено так, как должно быть. Такое чувство, что 23 года я провел в эмиграции, а потом вернулся на свое место. В университет Ekonomikas un kultūras augstskolas я поступил еще в России, и это стало основанием получения вида на жительство. Когда я приехал, я знал в Риге одного человека. Это была моя знакомая из интернета. Так получилось, что мы решили снимать квартиру в старом городе.

Андрей вспоминает, что с первого дня он активно искал контакты. Клуб предпринимателей, кауч-серфинг, спортзал, языковые курсы, политика. Два года назад он получил карту жителя города. Ему предложили работать менеджером по развитию в университете. Но он отказался, поскольку работа была штатная, а ему нравится быть фрилансером. Здесь он также присоединился к митингам, появилось много контактов в политической среде. Позже он вступил в Latvijas attīstībai — единственную либеральную латвийскую партию.

— Я анархо-капиталист и против того, чтобы государство ограничивало граждан хоть в чем-то. Соответственно, либерализм — это самая близкая мне идеология. Тем не менее до сих пор у меня больше всего контактов среди националистов. Наверное, это потому что они поддерживают Украину. На митингах против войны на Украине я познакомился со многими такими людьми. Самый сильный национализм – национализм национальных меньшинств. В России русский национализм является ответом на кавказский. В Латвии латышский национализм является ответом на национализм русский, который распространен гораздо шире латышского.

В Риге Андрей продолжил заниматься маркетингом удаленно. У него были клиенты из Эстонии, Англии, Латвии, но преимущественно клиентская база осталась в России. За три месяца он выучил разговорный латышский, это заметно, когда он бойко обменивается репликами с официантами. Кроме того, в Латвии он написал книгу, у которой, по его словам, такой же долгий путь, как и у всей эмиграции.

Поющие революции

Идея для книги возникла в армии. Для Андрея служба в армии была равноценна тюрьме. Хотя это отняло всего год, он понимал, что есть люди, и целые поколения, которые в гораздо худших условиях проживают целые жизни. И единственное, о чем они мечтают, что кто-то извне их спасет. Эта книга описывает механизмы, как без насилия освободить страны, которые представляют собой тюрьмы.

— К сожалению, таких в мире большинство. Россия в данный момент в их числе. Здесь описывается, зачем это нужно тем, кто живет в свободном обществе. И как после освобождения выстроить систему, чтобы эти страны встали на нормальный путь развития. Сейчас книга доступна на Google Play. Хочу со временем перевести ее на латышский и английский. Я даже подписал себя, как латвийский писатель. Во-вторых, во многом Латвия меня вдохновила. Здесь я живу среди людей, которые в отличии от России боролись за свою свободу сами.

Далее Андрей вспоминает так называемые «поющие революции» в Латвии и других балтийских странах в 1987-1991 годах, целью которых было восстановление суверенитета. Местные жители в знак протеста против советской власти выходили на центральные площади и пели народные песни — дайны. Тогда эту живую цепь длиной в 600 км через три республики назвали «Балтийский путь».

— Эти люди сделали все, что могли. Если ты не делаешь этого, ты ответственен за преступления, совершаемые твоим правительством. Именно потому, что людям не все равно, здесь хорошие дороги, медицина и так далее.

— То есть ты оцениваешь состояние латышских дорог и медицины, как высокое? — спрашиваю.

— По сравнению с бюджетами — да. Очень высокое.

Даугавский променад

Мы спускаемся к Даугавскому променаду. Левый берег Даугавы обустроили буквально пару лет назад. Сейчас променад оборудован километровой велосипедной дорожкой, небольшим скейт-парком. Андрей любит придти с термо-кружкой и прогуляться вдоль побережья:

— В этом в том числе проявляется свободная европейская ментальность. Я могу спокойно прогуляться с кружкой в руках до самого променада, и никто не посмотрит на меня косо. В Рязани любая вещь, которая отличается от общего поведения, вызывает негатив. Здесь, пока никому не вредишь, можешь делать все что угодно.

Мы садимся напротив скейт-парка. Группа подростков делает трюки на скейтбордах. Андрей рассуждает о достоинствах и недостатках Латвии:

— Из недостатков довольно высокая налоговая нагрузка, если сравнивать с той же соседской Эстонией, налоговая нагрузка там меньше, а бюджет страны больше. Из достоинств — социальная близость, мне здесь проще найти понимание с людьми, чем в России и чем в остальной Европе. Здесь есть взвешенность во взглядах, открытые границы. Те, кому не нравится в Латвии, могут переместиться в другие страны. Также мне нравится равенство женщин и мужчин. Причем именно естественное, а не притянутое законом.

Напоследок мы прогуливаемся на другую сторону реки. Поодаль виднеются большие бетонные буквы «RIGA». Андрей щурится на солнце и улыбается. Он достает смартфон, чтобы сделать пару снимков. Мимо нас, пошатываясь из стороны в сторону, проходит пьяный и плохо одетый мужчина, которых, к слову, здесь предостаточно. Но Андрей будто бы не замечает его, он все снимает и снимает буквы R, I, G, A. Мы прощаемся у автобусной остановки.

— Для русских из России Рига всегда была «вау»! Она и сейчас остается «вау». Ты только посмотри вокруг, — восклицает она при встрече.

Мы идем в сторону знаменитой Elizabetes iela (улица Элизабетес). Это одна из ее любимых улиц. Построенная русскими после Отечественной войны 1812 года, улица получила имя российской императрицы Елизаветы Алексеевны. Выполненные в стиле декоративного арт-нуво с примесью национального романтизма, дома здесь украшены мифологической символикой. Мы сидим в открытой кофейне, а за нами из соседнего дома наблюдают каменные львы.

— Мне нравится думать, что моя семья по-женски оккупировала Латвию. Своей красотой... У бабушки было шесть сестер. Родились все под Нижним Новгородом. И все вышли замуж за латышей. Происходило все так: одна из сестер приезжает в Латвию, идет на танцы, знакомиться с местным, выходит замуж. Следом за ней другая, следом за ней еще одна.

Мама Натальи переехала в Прибалтику вслед за будущим мужем — моряком. Здесь ее встретили три тетки, которые к тому времени обзавелись латышскими мужьями и недвижимостью. Проблем с переездом не возникло. Ее мама практически сразу выучила латышский и нашла работу в преподавательской сфере. Наталья до сих пор вспоминает ее слова: «Наташа, учи язык, это очень неинтеллигентно не знать языка народа, рядом с которым ты живешь». Сама Наташа выучила язык значительно позже.

— В советское время здесь плохо преподавали латышский. Когда я закончила школу, я лучше знала немецкий. И это при том, что я была отличницей. На нас никто не давил. Хочешь — учишь. Не хочешь — не учишь. Потом к нам пришла независимость. Мы получили родовую травму, как та же самая Украина. Потому что независимость — это такая вещь, за которую нужно бороться, а мы этого не сделали. Нам просто ее вручили, как подарок. Сначала был подарок от Ленина: балтийские страны отпустили на свободу за то, что они активно участвовали в революции. А потом подарок сделал Горбачев, — рассуждает Наталья.

Она вспоминает безоблачное советское время, где русские и латыши были единым народом, где никто и никого не ущемлял в правах. В то время латыши относились к русским более, чем лояльно. Их дети ходили в русские школы. Сейчас, по ее мнению, многие сделали ошибку, отдав русских детей в латвийские школы. Как говорит Наталья, ребенок, обучаясь на латышском, вырастает латышом. Он приходит к родителям и говорит: «Мне стыдно, что я русский».

— Никто не мог предположить, что к власти придут националисты, что нас сделают людьми второго сорта, что нас резко лишат всех прав и гражданств. Никто не ожидал, что нас разделят на две коммуны. Никто не ожидал, что они начнут рушить индустрию, распиливать ее на металлолом и выкидывать. Огромный пласт людей остался не у дел. Это интеллигенция, это инженеры высокого класса! — Наталья вздыхает. — А сейчас у нас один большой базар: поехали в Польшу, купили, продали, купили, продали...

Чайна-таун из цветов

Из кофейни на Элизабетес мы идем к цветочному рынку Sakta. «Sakta» — название латышской декоративной броши. Этот рынок, безусловно, украшает Ригу, как маленькая брошка имеет свойство украшать женщину. «Чайна-таун из цветов» — так Наталья называет цветочный базар. Раньше он был устлан цветами до самой проезжей части. Сейчас торговые точки упакованы в павильоны.

К тому моменту, когда распался Советский Союз, у Натальи умерли близкие родственники. Наталья пошла работать в торговлю. С 20 до 25 лет она работала флористом на цветочном базаре:

— Твое торговое место — около метра. И пока человек идет мимо тебя, ты должен к нему так обратиться, чтобы он купил у тебя цветы. Как сейчас помню, один человек зарабатывал три лата за выход, другой тридцать. Конкуренция была сумасшедшая, но и касса была какая. Не то, что сейчас, когда все сидят на минималке. Латышки обычно обращались к покупателям на русском, мы на латышском. Я учила язык из принципа, чтобы в случае необходимости уметь послать на хорошем латышском языке. Я также выучила итальянский. Чтобы если что послать и итальянцев. А что делать? — говорит она и разводит руками.

Паспорт негражданина

Потребность посылать местных куда подальше появилась у Натальи в 90-х. После развала Совесткого Союза ее, коренную жительницу Риги, оставили без гражданства. Все, кто родился здесь до 40-го года стали гражданами, а остальные — «потомками оккупантов». Негражданам запретили участвовать в выборах, в том числе в муниципальных. Для натурализации негражданам необходимо было дать обещание верности Латвийской Республике, сдать экзамены по языку, конституции, гимну и истории страны. Наталья называет это демонстрацией лояльности к новому правительству. По ее мнению, не в русском менталитете так себя вести:

— Как я должна показывать лояльность к стране, в которой я родилась? Я другой родины не знаю. Мне выдали паспорт негражданина: чужой, беженец, рефуджия по-итальянски. Я человек без гражданства, я потомок советских оккупантов. Проблема была не в языке, а в наших принципах. Сейчас если люди и делают гражданство, они делают его для того, чтобы уехать из Латвии навсегда. Для меня в 18 лет это было просто шоком, я чувствовала себя униженной и оскорбленной.

После цветочного рынка Наталья вышла замуж, четыре года была в декрете, а потом занялась одеждой. В докризисные сытые годы она открыла со своей подругой магазин итальянской стоковой одежды – прошлые коллекции известных брендов. Клиентов было хоть отбавляй, зарплата, по словам Натальи, не падала ниже 2000 евро в месяц. В 2008 году мировой финансовый кризис особенно сильно ударил по Латвии. По итогам 2009 года ВВП Латвии упал на 17%, что стало худшим показателем динамики ВВП в мире.

— К тому времени у меня был свой магазин, но в кризис со всей этой одеждой я стала никому не нужна. Люди просто не могли себе позволить платье за 200 евро. Упал рынок недвижимости, упал рынок стройки, все резко начали банкротиться. Было две квартиры, продали, купили дом, заложили дом, строят новый, наступает кризис, и все по уши в долгах. К тому времени у всех у нас были лексусы, только деньги на бензин просто исчезли.

У людей не стало денег на одежду итальянского производства. Пришлось искать других поставщиков, переходить на эконом-класс, на Китай. Тем не менее ее магазин просуществовал еще четыре года. Наталья работала бы и дальше, но напарница ушла в дeкрет, а с двумя детьми работать по 6 дней в неделю, было не под силу. Она закрыла магазин и уехала в Швейцарию доить коз.

Перчатка дуэлянта

Мы уходим с цветочного базара в парк Кронвалда. Это центральный рижский парк, расположенный по оба берега от Рижского городского канала. Парк построен более ста лет назад и славится своей красотой и размахом. Мы садимся с Натальей на скамейку, и она продолжает историю:

— Я приехала в Швейцарию выучить язык и сменить обстановку. До этого я работала мозгами, все от меня что-то хотели. А тут ты телефон включаешь раз в три дня, чтобы позвонить детям. Ты живешь в общине, учишь итальянский в естественной среде, качаешь мускулатуру. Говорю я, кстати, очень бегло. Тут к нам недавно приезжали итальянские металлисты и удивлялись: «Ты так хорошо говоришь!»

Со временем Наталье посчастливилось устроиться бейби-ситтером к итальянской семье. Девочка оказалась по-южному темпераментной, и за три года успела стать Наталье родной. Условия для работы были комфортные. У работников был сменный график месяц через две недели. Раз в месяц она могла приезжать к семье. «Кто мне в Латвии даст такую возможность раз в месяц уходить в отпуск? Я приезжала и все свое время посвящала детям».

Совсем недавно Наталья вернулась в Латвию:

— У детей переходный возраст, я должна быть рядом с ними в такое непростое время. После Швейцарии многое воспринимается болезненно. Швейцария — это страна сытых людей. Первое ощущение, когда ты туда попадаешь, оно очень резкое. Латвия — страна голодных людей. Ты в транспорт зайди, посмотри на эти напряженные лица. Здесь сумасшедшая коррупция, средняя зарплата по стране около 500 евро, при этом высокая рабочая нагрузка, знание трех языков, опыт, образование, все это требуется. Критика власти стала преследоваться уголовно. Я не могу сказать, что мое правительство коррумпировано, я автоматически становлюсь агентом Кремля.

Мы прощаемся с Натальей у памятника Пушкину, установленному в парке в 2009 году. В правой руке поэт держит перчатку, которая олицетворяет собой символ вечной борьбы, вечной дуэли. Помимо пристрастия поэта к дуэлям, перчатка символизирует ту битву, которая разгорелась между русским и латышским сообществом во время установки памятника. Ряд латышских интеллигентов подписали обращение против установки памятника. Говорят, впервые в мировой истории был высказан протест такого рода.