Город потише
Родились в Петербурге, живут в Таллине.
Похоже, это единственное, что объединяет представителей разных волн русской эмиграции в Эстонию
Похоже, это единственное, что объединяет представителей разных волн русской эмиграции в Эстонию
Панельные многоэтажки, типовые коробки детских садов, пустыри с сетью импровизированных дорожек. Протоптанные через газон, они верней доведут до ближайшего продуктового, чем асфальтовая дорога. Так жители обживают «кошмар урбаниста» – придуманные на бумаге, под сдачу плана, а вовсе не для удобства людей советские кварталы.
Ласнамяэский вальс
Таллинское Ласнамяэ. Самый большой и самый русский район эстонской столицы двадцать назад имел дурную славу пролетарского района.
Сегодня сюда перебираются эстонцы – оседают, смешиваются, но чаще слышна русская речь. Пережившие «реновацию» серые коробки панелек пестрят вставками всех цветов радуги – от небесно-голубого до апельсинового, а супермаркеты своими ценами заманивают обитателей близлежащих районов. Но прошлое проступает, как лик фрески сквозь штукатурку.
Возводили Ласнамяэ в 1960-е строители со всего Союза. За домами начинается промзона – от города она отделена Петербургским шоссе. А еще тут есть Московский бульвар (Moskva puiestee) и площадь Патриарха Алексия II (Patriarh Aleksius II väljak), который родился в Таллине.
В торговом центре Mustakivi Keskus десятки магазинчиков заполнены европейскими промтоварами и турецким ширпотребом, а из советского на вид кафе доносится запах пирожков с капустой. Желающих поностальгировать немного – у окна пирожок жует полная блондинка.
В торговом центре Mustakivi Keskus десятки магазинчиков заполнены европейскими промтоварами и турецким ширпотребом, а из советского на вид кафе доносится запах пирожков с капустой. Желающих поностальгировать немного – у окна пирожок жует полная блондинка.
Район Ласнамяэ, Таллин
Пункт приема
Рядом в неприметном магазине с женским скарбом находится пункт приема объявлений последней во всей Эстонии рекламной газеты. На страницах издания – «хозяйственный пенсионер ищет женщину, которую не пугают курочки, теплица и ухоженный сад», а «64-летний, в рассвете сил профи своим инструментом выполнит работу по обнаружению дефектов сбоя в системах водоснабжения». На соседних полосах продают пианино «Рига», покупают медный кабель, ищут слушателей на курсы сварщиков и изучения Библии, зовут на работу за рубеж, предлагают услуги по вывозу «подснежников» и скупают запчасти советских мотоциклов. Если кто-то решится писать энциклопедию русской жизни в Эстонии – лучшего источника, чем газета объявлений, не найти.
Рядом в неприметном магазине с женским скарбом находится пункт приема объявлений последней во всей Эстонии рекламной газеты. На страницах издания – «хозяйственный пенсионер ищет женщину, которую не пугают курочки, теплица и ухоженный сад», а «64-летний, в рассвете сил профи своим инструментом выполнит работу по обнаружению дефектов сбоя в системах водоснабжения». На соседних полосах продают пианино «Рига», покупают медный кабель, ищут слушателей на курсы сварщиков и изучения Библии, зовут на работу за рубеж, предлагают услуги по вывозу «подснежников» и скупают запчасти советских мотоциклов. Если кто-то решится писать энциклопедию русской жизни в Эстонии – лучшего источника, чем газета объявлений, не найти.
История первой волны
Жанна
Жанна Эйнманн в газете заведует отделом рекламы. Кабинет залит светом – сквозь жалюзи он падает на стол, рисуя полоски на офисном столе. Жанна варит мне эспрессо. Ей слегка за сорок
В Эстонии Жанна оказалась 24 года назад. Перебралась из Петербурга вслед за мужем-эстонцем – познакомились в институте, куда он приехал учиться. После распределения чуть было не остались в Петербурге, но стесняла жилплощадь. Две в комнаты в Петербурге Жанна с мужем лихо обменяли на квартиру в Нарве.
«Тогда я думала: всего два часа езды на машине, и я в Петербурге», - объясняет Жанна. Она почти каждый месяц ездила в Петербург повидать отца с матерью.
А потом выросли границы. В Нарву семья переехала незадолго до того, как Горбачев дал свободу прибалтийским республикам (конституционное право выхода Эстонской Республики из состава Советского Союза президент СССР Михаил Горбачев подтвердил 28 января 1991 г.). Сын родился уже в Нарве. Весь 1991 год она провела между двумя городами – продолжала работать в Петербурге, несмотря на то что муж уже перебрался в Эстонию.
В Нарве Жанна заведовала магазином, который торговал швейными товарами. Оттуда ушла в рекламу – работала в нарвской газете, потом на телевидении. Перебравшись в Таллин, устроилась в газету, где работает вот уже восемь лет.
А потом выросли границы. В Нарву семья переехала незадолго до того, как Горбачев дал свободу прибалтийским республикам (конституционное право выхода Эстонской Республики из состава Советского Союза президент СССР Михаил Горбачев подтвердил 28 января 1991 г.). Сын родился уже в Нарве. Весь 1991 год она провела между двумя городами – продолжала работать в Петербурге, несмотря на то что муж уже перебрался в Эстонию.
В Нарве Жанна заведовала магазином, который торговал швейными товарами. Оттуда ушла в рекламу – работала в нарвской газете, потом на телевидении. Перебравшись в Таллин, устроилась в газету, где работает вот уже восемь лет.
Два языка
Разговор с русскими в Таллине рано или поздно приходит к спору о том, нужно ли учить эстонский. Для Жанны за эстонским языком стоит многое – от перспективы найти новую работу до общения с окружением супруга. По языковому принципу негласно разделен рынок труда.
Жанна признается: проблема «неграждан» в Эстонии ее волнует слабо, хотя среди ее знакомых из русской среды немало тех, кто по принципиальным соображениям не готов сдавать экзамен на знание эстонского. И не только: чтобы стать гражданином, «неграждане» должны доказать не только знание эстонского языка, но и знание Конституции и закона о гражданстве.
Разговор с русскими в Таллине рано или поздно приходит к спору о том, нужно ли учить эстонский. Для Жанны за эстонским языком стоит многое – от перспективы найти новую работу до общения с окружением супруга. По языковому принципу негласно разделен рынок труда.
Жанна признается: проблема «неграждан» в Эстонии ее волнует слабо, хотя среди ее знакомых из русской среды немало тех, кто по принципиальным соображениям не готов сдавать экзамен на знание эстонского. И не только: чтобы стать гражданином, «неграждане» должны доказать не только знание эстонского языка, но и знание Конституции и закона о гражданстве.
«Неграждане»
Статус «неграждан», согласно закону 1993 года «Об иностранцах», получили примерно 12 процентов жителей Эстонии – преимущественно русские, жившие в республике и не получившие гражданства после распада СССР. «Негражданам» запрещено состоять в партиях и создавать их, участвовать в выборах Европарламента, но можно голосовать на местных выборах. Статус налагает ограничения на профессию и приобретение недвижимости. К 2016 году число «неграждан» сократилось с 12 до 6 процентов населения страны, однако их по-прежнему свыше 81 тысячи человек. В сентябре 2015 г. Европейский парламент принял резолюцию, в которой «неграждане», проживающие в ЕС, в частности Эстонии, были названы жертвами дискриминации.
«Точка зрения «я здесь родилась, почему я должна что-то сдавать» среди русских встречается повально, – отмечает Жанна. – Русских сюда привезли работать, экономику поднимать. В Финляндии и Швеции, например, два языка, а в Эстонии другая политика: это наша страна, мы хотим, чтобы вы говорили на эстонском. Но люди не виноваты, что здесь оказались. Если они не могут, не хотят учить язык – это их право».
Впрочем, для себя Жанна рассудила по-другому: пошла и сдала экзамен. Гражданкой Эстонии стала в 2007 году. Но за двадцать четыре года так и не перешла на эстонский. На работе и с мужем-эстонцем она разговаривает по-русски, с его знакомыми – на эстонском. «Я, правда, больше молчу, – говорит Жанна. – Но по крайней мере, понимаю, о чем речь». С одной эстонской семьей дружбу пришлось закончить после того, как те заявили, что с Жанной общаться не будут, поскольку она не знает эстонского. «Муж все настойчивее старается говорить со мной на эстонском, – добавляет Жанна. – Но мне тяжело. Начинаю делать ошибки, он меня поправляет». Желание общаться побеждает языковые баталии, супруги раз за разом переходят на русский.
В августе Жанна обещает себе пойти на языковые курсы, чтобы наконец сдать эстонский на категорию В1 (уровень, при котором человек понимает основной смысл разговора). Курсы оплачивает государство, но на них трудно попасть. Жанна готовилась на языковом тренажере в интернете.
Показать правоту
Языковое единство наступает перед телевизором – вместе с мужем Жанна смотрит и российские, и эстонские каналы.
В их «меню» – «НТВ-Мир», Первый канал и «Первый Балтийский» - телекомпания, созданная Первым каналом для вещания в странах Балтии. На эстонском ТВ Жанна смотрит только новости. Российские каналы, говорит, привычные, а местные – мелковаты («ну что тут может произойти?»). Про интернет отзывается скептически: «Сидеть там не люблю, по работе хватает».
Когда речь заходит о российском телевидении, с Жанной начинают происходить метаморфозы: сквозь мягкий голос внезапно прорезается сталь.
«Надо жестко показывать правоту, – продолжает она. – Почему другие кричат о правоте на каждом углу, а мы не можем себя защитить? Конечно, Лавров (министр иностранных дел РФ. – Прим. авт.) выступает, говорит, но все это уходит в песок, не очень заметно. Здесь показывается только точка зрения Евросоюза. Только и слышишь, что мы захватчики, захватчики».
«Я за Крым, конечно, – продолжает она. –По российскому телевидению показывали фильм, что в Крыму 90% жителей хотели отделиться. А здесь об этом ни слова. Только «захват и сила». Лично мне обидно».
Когда Жанна попыталась пересказать эстонским друзьям фильм о том, что за двадцать лет управления Украиной в Крыму ничего не было сделано, а только разрушено, они даже слушать не стали. «Они не хотят этого даже понимать, – резюмирует она. – Стараемся вообще подобные темы не затрагивать. Я прекрасно знаю, что скажут они, а они знают, что могу сказать я».
Спрашиваю, кем же себя считает Жанна – русской или эстонкой. «Как была русской, так и останусь навсегда, – отрезает она. – Защищаю Россию, прямо с криками даже, ожесточенно. Всегда буду на стороне России, хоть и супруг эстонец. Хожу на местные праздники, не сопротивляюсь. Но жила бы в русской семье – не ходила бы. У русских веселые праздники, а тут – скучные».
«Они исторически жили хуторами, отсюда и негостеприимство, нерадушное отношение, – растолковывает мне Жанна. – Русский всех примет с хлебом-солью, а они не любят много гостей. В России, если к нам приезжали в двухкомнатную квартиру родственники, пять-шесть человек, никого это не стесняло. А эстонцы жутко устают. Но работать они любят, в этом смысле они молодцы».
После такого перечисления вопрос напрашивается сам собой: что держит в Эстонии? Жанна отвечает не задумываясь: семья. Если бы не муж, давно бы вернулась в Петербург. Там родственники – мать, сестра, племянники. «Там у меня все, – вздыхает она, – а здесь никого, кроме мужа и сына».
«Да и вообще, – внезапно заключает Жанна, – если бы знала, что будут границы, что народ разъединится и возможности посещать дом не будет, – может быть, в Эстонию и не переехала бы вовсе».
Кадриог и Петербург
В Петербург, который Жанна называет домом, она возвращается часто. «В Таллине спокойно, – продолжает она сравнивать города. – Я, наверное, привыкла, поэтому успокоилась. Можно никуда не спешить. Такое болотце, честно говоря. А в Петербурге побежала, там не дадут застояться. Когда оттуда приезжаю – у меня совершенно другая энергетика, это замечают все! А потом это все прижимается, прижимается, ниже, ниже – и опять вроде как все…»
Впрочем, для себя Жанна рассудила по-другому: пошла и сдала экзамен. Гражданкой Эстонии стала в 2007 году. Но за двадцать четыре года так и не перешла на эстонский. На работе и с мужем-эстонцем она разговаривает по-русски, с его знакомыми – на эстонском. «Я, правда, больше молчу, – говорит Жанна. – Но по крайней мере, понимаю, о чем речь». С одной эстонской семьей дружбу пришлось закончить после того, как те заявили, что с Жанной общаться не будут, поскольку она не знает эстонского. «Муж все настойчивее старается говорить со мной на эстонском, – добавляет Жанна. – Но мне тяжело. Начинаю делать ошибки, он меня поправляет». Желание общаться побеждает языковые баталии, супруги раз за разом переходят на русский.
В августе Жанна обещает себе пойти на языковые курсы, чтобы наконец сдать эстонский на категорию В1 (уровень, при котором человек понимает основной смысл разговора). Курсы оплачивает государство, но на них трудно попасть. Жанна готовилась на языковом тренажере в интернете.
Показать правоту
Языковое единство наступает перед телевизором – вместе с мужем Жанна смотрит и российские, и эстонские каналы.
В их «меню» – «НТВ-Мир», Первый канал и «Первый Балтийский» - телекомпания, созданная Первым каналом для вещания в странах Балтии. На эстонском ТВ Жанна смотрит только новости. Российские каналы, говорит, привычные, а местные – мелковаты («ну что тут может произойти?»). Про интернет отзывается скептически: «Сидеть там не люблю, по работе хватает».
Когда речь заходит о российском телевидении, с Жанной начинают происходить метаморфозы: сквозь мягкий голос внезапно прорезается сталь.
«Надо жестко показывать правоту, – продолжает она. – Почему другие кричат о правоте на каждом углу, а мы не можем себя защитить? Конечно, Лавров (министр иностранных дел РФ. – Прим. авт.) выступает, говорит, но все это уходит в песок, не очень заметно. Здесь показывается только точка зрения Евросоюза. Только и слышишь, что мы захватчики, захватчики».
«Я за Крым, конечно, – продолжает она. –По российскому телевидению показывали фильм, что в Крыму 90% жителей хотели отделиться. А здесь об этом ни слова. Только «захват и сила». Лично мне обидно».
Когда Жанна попыталась пересказать эстонским друзьям фильм о том, что за двадцать лет управления Украиной в Крыму ничего не было сделано, а только разрушено, они даже слушать не стали. «Они не хотят этого даже понимать, – резюмирует она. – Стараемся вообще подобные темы не затрагивать. Я прекрасно знаю, что скажут они, а они знают, что могу сказать я».
Спрашиваю, кем же себя считает Жанна – русской или эстонкой. «Как была русской, так и останусь навсегда, – отрезает она. – Защищаю Россию, прямо с криками даже, ожесточенно. Всегда буду на стороне России, хоть и супруг эстонец. Хожу на местные праздники, не сопротивляюсь. Но жила бы в русской семье – не ходила бы. У русских веселые праздники, а тут – скучные».
«Они исторически жили хуторами, отсюда и негостеприимство, нерадушное отношение, – растолковывает мне Жанна. – Русский всех примет с хлебом-солью, а они не любят много гостей. В России, если к нам приезжали в двухкомнатную квартиру родственники, пять-шесть человек, никого это не стесняло. А эстонцы жутко устают. Но работать они любят, в этом смысле они молодцы».
После такого перечисления вопрос напрашивается сам собой: что держит в Эстонии? Жанна отвечает не задумываясь: семья. Если бы не муж, давно бы вернулась в Петербург. Там родственники – мать, сестра, племянники. «Там у меня все, – вздыхает она, – а здесь никого, кроме мужа и сына».
«Да и вообще, – внезапно заключает Жанна, – если бы знала, что будут границы, что народ разъединится и возможности посещать дом не будет, – может быть, в Эстонию и не переехала бы вовсе».
Кадриог и Петербург
В Петербург, который Жанна называет домом, она возвращается часто. «В Таллине спокойно, – продолжает она сравнивать города. – Я, наверное, привыкла, поэтому успокоилась. Можно никуда не спешить. Такое болотце, честно говоря. А в Петербурге побежала, там не дадут застояться. Когда оттуда приезжаю – у меня совершенно другая энергетика, это замечают все! А потом это все прижимается, прижимается, ниже, ниже – и опять вроде как все…»
Кадриорг - любимое место для прогулок Жанны. Название - Katharinas Tal парк получил в честь супруги Петра I — Екатерины, здесь располагалась резиденция русского императора. «Он в Таллине один такой, - умиляется Жанна, - напоминает нашу русскую архитектуру в миниатюре».
На прощание спрашиваю, не задумывается ли Жанна о возвращении в Россию. Моя собеседница отвечает: «Не знаю даже, какая процедура. Гражданство российское, наверно, возвращают, но, может, будет сложно. А может быть, в моей ситуации и не будет. Я все-таки родилась там, я бывший гражданин Советского Союза. Не думаю, что это прямо такая большая проблема. Кто хочет вернуться – все-таки примут…»
Вопрос остается открытым – выясняется, чтобы попасть на прием в российское консульство в Таллине, люди занимают место в очереди с самой ночи. «Работают не каждый день, где-то по два-три часа – поди туда попади», – заключает Жанна.
Вопрос остается открытым – выясняется, чтобы попасть на прием в российское консульство в Таллине, люди занимают место в очереди с самой ночи. «Работают не каждый день, где-то по два-три часа – поди туда попади», – заключает Жанна.
История второй волны
Алексей
С 44-летним Алексеем М., который семь лет живет в Эстонии, мы встречаемся в кафе «Лидо» в деловом центре Таллина. Он частенько заглядывает сюда во время обеда – недорого, большие порции, сытная еда.
«Вырос за стенкой от Эрмитажа, с Пиотровским на одной лестнице жил, – вспоминает он подробности своей жизни в Петербурге. – Это был дом эрмитажных работников: один из моих предков имел отношение к музею».
У родителей Алексея техническое образование. «Вычислительную машину я первый раз увидел в семь лет у мамы на работе, – рассказывает он. – Огромные такие шкафы, которые занимали по две-три комнаты».
У родителей Алексея техническое образование. «Вычислительную машину я первый раз увидел в семь лет у мамы на работе, – рассказывает он. – Огромные такие шкафы, которые занимали по две-три комнаты».
С момента встречи с этими гигантами особых сомнений, чем заниматься, у Алексея не возникало – он ушел в IT-сферу.
Сначала, правда, работал по электронике и электротехнике, но нашел себя в системном администрировании. Корочку о высшем образовании так не получил, хотя учился в нескольких петербургских вузах – последним был Институт им. проф. М. А. Бонч-Бруевича.
Сначала, правда, работал по электронике и электротехнике, но нашел себя в системном администрировании. Корочку о высшем образовании так не получил, хотя учился в нескольких петербургских вузах – последним был Институт им. проф. М. А. Бонч-Бруевича.
Город потише
Алексей признается: никогда не думал, что станет эмигрантом. «Мыслей о переезде за границу не было вовсе, – отмечает он. – Зато были мысли переехать из Петербурга в город потише. Не люблю я жить в таком суматошном месте».
«Это, конечно, очень здорово – поехать вечером на Невский проспект, – вспоминает он. – На Дворцовой площади погулять, да. Ну а потом после этого час едешь по пробкам домой…»
И опять же квартирный вопрос. Вариантов купить жилье для семьи не было никаких, хотя зарабатывал Алексей неплохо – к тому моменту, когда решил уезжать, зарплату сотрудникам выдавали в валюте.
«Кризис на дворе, – говорит он. – А у нас в день зарплаты в обменниках поблизости от работы рубли заканчивались. Коллеги приходили и всю кассу забирали».
О собственном жилье не могло быть и речи – это уже следующая ступень дохода. Семья – у Алексея жена и две дочки – думала о переезде в Петрозаводск, но в итоге перебрались в Таллин.
Дело решил случай.
На границе
Из Петербурга в Финляндию Алексей, как и многие петербуржцы, ездил часто – буквально каждые выходные, чуть ли не за хлебом. А вот соседняя Эстония в фокус внимания попала не сразу. Эстония долго не была в Шенгене, поэтому получать визу было сложней.
Уехать оказалось просто – Алексей зарегистрировал крошечную компанию (к слову, налога на прибыль в Эстонии нет) и получил вид на жительство на два года. С переездом семья справилась за год. Так русский айтишник стал эстонским предпринимателем. Алексей был не единственным. Соотечественники устраивались в основном в сфере услуг – открывали кафе, базы отдыха, но и маленькие IT-компании создавали немало.
В день переезда Алексей сгрузил вещи в универсал и отправился в сторону русско-эстонской границы. Весь скарб удалось перевезти за две ходки, и ему все казалось, что пограничники что-то скажут. «Но на таможне только посмеялись: машина была настолько набита вещами, что второму человеку даже сесть некуда, – рассказывает он. – На русской границе сказали: «Багажник открываем. Выгружайте все». Но я как один ящик вынул с трудом, они сразу сказали: «Ладно, не выгружайте ничего, уезжайте отсюда».
Так Алексей уехал из России. На границе таможенники в шутку обещали стрясти пошлину за старую микроволновку.
Между двумя берегами
С переездом оказалось проще, чем с социализацией. «Мы до сих пор держимся особняком, – продолжает Алексей. – Хоть местное сообщество считает себя русским, но на самом деле они от нас чуть ли не дальше, чем эстонцы».
Особенно это чувствуется, если посмотреть рекламу, которую крутят по русским каналам. «Смотришь на них, слушаешь рассуждения – такое ощущение, что это 1995 год в России, – проводит он аналогию. – Мужчина в малиновом пиджаке и на BMW. Снято любительской камерой в студии и с соответствующими месседжами. Напоминает российское общество 20-летней давности».
«По приезде сходили с женой на русский вечер, но не почувствовали себя своими среди местных русских», – говорит Алексей. В основном потому, что соотечественники откровенно недоумевают, как это они с женой решились в Таллин переехать.
«Тут многие русские ярые запутинцы, особенно те, кто в России никогда не бывал. То есть мне здесь бессчетное количество раз приходилось с местными обсуждать: «Как? Вы из Питера – в эту дыру?! У вас же там так здорово, у вас же там Путин, у вас же там…» Я говорю: «А вы в России давно были?» Они: «Ну вот после десятого класса мы ездили посмотреть. Но мы смотрим Первый канал!..»
«Компании делятся на русские и эстонские, – говорит он. – Хотя сейчас больше стало мест, где рабочий язык – английский. А так – если сидит коллектив айтишников русских, то эстонцев там нет. И наоборот. Вроде и не скажешь, что откажут по национальному принципу, он просто сам не придет или его не позовут на собеседование».
Это Алексею не нравится, ему ближе международные команды. Помимо шведов и финнов, работал с французами, португальцами, испанцами и американцами. А еще проще с коллегами, которые перебираются из России в Эстонию в последнее время. Волна заметна, говорит он. Если при курсе 40–50 рублей за евро по зарплатам и ценам между Петербургом и Таллином был паритет, то сейчас счет не в пользу России.
Обрисовывая ситуацию, Алексей говорит не только о своей семье –а о тех, кто перебрался в Эстонию по делам бизнеса вскоре после «тучных русских лет»: «Наша прослойка никуда особо не прибилась».
Алексей признается: никогда не думал, что станет эмигрантом. «Мыслей о переезде за границу не было вовсе, – отмечает он. – Зато были мысли переехать из Петербурга в город потише. Не люблю я жить в таком суматошном месте».
«Это, конечно, очень здорово – поехать вечером на Невский проспект, – вспоминает он. – На Дворцовой площади погулять, да. Ну а потом после этого час едешь по пробкам домой…»
И опять же квартирный вопрос. Вариантов купить жилье для семьи не было никаких, хотя зарабатывал Алексей неплохо – к тому моменту, когда решил уезжать, зарплату сотрудникам выдавали в валюте.
«Кризис на дворе, – говорит он. – А у нас в день зарплаты в обменниках поблизости от работы рубли заканчивались. Коллеги приходили и всю кассу забирали».
О собственном жилье не могло быть и речи – это уже следующая ступень дохода. Семья – у Алексея жена и две дочки – думала о переезде в Петрозаводск, но в итоге перебрались в Таллин.
Дело решил случай.
На границе
Из Петербурга в Финляндию Алексей, как и многие петербуржцы, ездил часто – буквально каждые выходные, чуть ли не за хлебом. А вот соседняя Эстония в фокус внимания попала не сразу. Эстония долго не была в Шенгене, поэтому получать визу было сложней.
Уехать оказалось просто – Алексей зарегистрировал крошечную компанию (к слову, налога на прибыль в Эстонии нет) и получил вид на жительство на два года. С переездом семья справилась за год. Так русский айтишник стал эстонским предпринимателем. Алексей был не единственным. Соотечественники устраивались в основном в сфере услуг – открывали кафе, базы отдыха, но и маленькие IT-компании создавали немало.
В день переезда Алексей сгрузил вещи в универсал и отправился в сторону русско-эстонской границы. Весь скарб удалось перевезти за две ходки, и ему все казалось, что пограничники что-то скажут. «Но на таможне только посмеялись: машина была настолько набита вещами, что второму человеку даже сесть некуда, – рассказывает он. – На русской границе сказали: «Багажник открываем. Выгружайте все». Но я как один ящик вынул с трудом, они сразу сказали: «Ладно, не выгружайте ничего, уезжайте отсюда».
Так Алексей уехал из России. На границе таможенники в шутку обещали стрясти пошлину за старую микроволновку.
Между двумя берегами
С переездом оказалось проще, чем с социализацией. «Мы до сих пор держимся особняком, – продолжает Алексей. – Хоть местное сообщество считает себя русским, но на самом деле они от нас чуть ли не дальше, чем эстонцы».
Особенно это чувствуется, если посмотреть рекламу, которую крутят по русским каналам. «Смотришь на них, слушаешь рассуждения – такое ощущение, что это 1995 год в России, – проводит он аналогию. – Мужчина в малиновом пиджаке и на BMW. Снято любительской камерой в студии и с соответствующими месседжами. Напоминает российское общество 20-летней давности».
«По приезде сходили с женой на русский вечер, но не почувствовали себя своими среди местных русских», – говорит Алексей. В основном потому, что соотечественники откровенно недоумевают, как это они с женой решились в Таллин переехать.
«Тут многие русские ярые запутинцы, особенно те, кто в России никогда не бывал. То есть мне здесь бессчетное количество раз приходилось с местными обсуждать: «Как? Вы из Питера – в эту дыру?! У вас же там так здорово, у вас же там Путин, у вас же там…» Я говорю: «А вы в России давно были?» Они: «Ну вот после десятого класса мы ездили посмотреть. Но мы смотрим Первый канал!..»
«Компании делятся на русские и эстонские, – говорит он. – Хотя сейчас больше стало мест, где рабочий язык – английский. А так – если сидит коллектив айтишников русских, то эстонцев там нет. И наоборот. Вроде и не скажешь, что откажут по национальному принципу, он просто сам не придет или его не позовут на собеседование».
Это Алексею не нравится, ему ближе международные команды. Помимо шведов и финнов, работал с французами, португальцами, испанцами и американцами. А еще проще с коллегами, которые перебираются из России в Эстонию в последнее время. Волна заметна, говорит он. Если при курсе 40–50 рублей за евро по зарплатам и ценам между Петербургом и Таллином был паритет, то сейчас счет не в пользу России.
Обрисовывая ситуацию, Алексей говорит не только о своей семье –а о тех, кто перебрался в Эстонию по делам бизнеса вскоре после «тучных русских лет»: «Наша прослойка никуда особо не прибилась».
Фактор политики
Экономики в решении уехать было больше, чем политики, последней – процентов десять, не больше. «Да, не очень нравится то, что происходит в России, – рассуждает Алексей. – С другой стороны, все признают: на улицах пока никого не хватают, не 37-й год на дворе. Не сказать, что прямо народ бежит, но когда человек сидит и взвешивает – остаться в Петербурге или уехать, фактор политики срабатывает».
Алексей признается, что в Эстонии у него проснулся интерес к общественной жизни. «За местными процессами слежу – у меня фирма, и я заинтересован в том, чтобы здесь бизнес развивался. Хочу, чтобы у власти оставались рыночные политики. Считаю Гайдара (идеолог рыночных реформ перестроечной России Егор Гайдар. – Прим. авт.) позитивным деятелем. А сейчас здесь к власти пытается прийти центристская партия, идут под девизом «Давайте социальную защиту». Для бизнеса могут настать тяжелые времена. Мне бы этого не хотелось.
Часто сидит на форумах в интернете, но с местными русскими предпочитает не пересекаться даже там. «Местные форумы – это кошмар! Общаемся там же, где и до отъезда – на том же Авто.ру и Little One».
Несколько лет назад за рубеж перестали выпускать его пожилого отца – он работает на засекреченном предприятии. «Три года назад у всех отобрали паспорта, теперь паспорт лежит на службе, – рассказывает он. – А мама на пенсии, одной ей тяжело приехать».
Спрашиваю Алексея: что дальше? Он вздыхает: на эстонское гражданство можно подать через год, но до сих пор не решил, делать это или нет. И дело не в патриотизме – получить его можно, только отказавшись от российского. Это условие со стороны Эстонии. Вместе с заявлением на гражданство надо подать бумагу, подтверждающую, что российского гражданства у заявителя больше нет. На такой шаг Алексей не готов – в Петербурге остались родители, а среди русских мигрантов ходят мрачные слухи, что виз «отказникам» российское консульство не дает: отказался – так навсегда, с глаз долой – из сердца вон.
Экономики в решении уехать было больше, чем политики, последней – процентов десять, не больше. «Да, не очень нравится то, что происходит в России, – рассуждает Алексей. – С другой стороны, все признают: на улицах пока никого не хватают, не 37-й год на дворе. Не сказать, что прямо народ бежит, но когда человек сидит и взвешивает – остаться в Петербурге или уехать, фактор политики срабатывает».
Алексей признается, что в Эстонии у него проснулся интерес к общественной жизни. «За местными процессами слежу – у меня фирма, и я заинтересован в том, чтобы здесь бизнес развивался. Хочу, чтобы у власти оставались рыночные политики. Считаю Гайдара (идеолог рыночных реформ перестроечной России Егор Гайдар. – Прим. авт.) позитивным деятелем. А сейчас здесь к власти пытается прийти центристская партия, идут под девизом «Давайте социальную защиту». Для бизнеса могут настать тяжелые времена. Мне бы этого не хотелось.
Часто сидит на форумах в интернете, но с местными русскими предпочитает не пересекаться даже там. «Местные форумы – это кошмар! Общаемся там же, где и до отъезда – на том же Авто.ру и Little One».
Несколько лет назад за рубеж перестали выпускать его пожилого отца – он работает на засекреченном предприятии. «Три года назад у всех отобрали паспорта, теперь паспорт лежит на службе, – рассказывает он. – А мама на пенсии, одной ей тяжело приехать».
Спрашиваю Алексея: что дальше? Он вздыхает: на эстонское гражданство можно подать через год, но до сих пор не решил, делать это или нет. И дело не в патриотизме – получить его можно, только отказавшись от российского. Это условие со стороны Эстонии. Вместе с заявлением на гражданство надо подать бумагу, подтверждающую, что российского гражданства у заявителя больше нет. На такой шаг Алексей не готов – в Петербурге остались родители, а среди русских мигрантов ходят мрачные слухи, что виз «отказникам» российское консульство не дает: отказался – так навсегда, с глаз долой – из сердца вон.
Старый город. Таллин
*****
Мы стоим на смотровой площадке, возвышающейся над деловым центром Таллина. За небоскребами открывается вид на Ратушную площадь. Алексей признается, что души не чает в Старом городе с его извилистыми улочками.
«Не буду оригинален. Когда перед Рождеством на Ратушной площади работает рынок, обязательно приезжаем погулять. Ну и так – при возможности люблю забежать, посидеть с чашечкой кофе».
Вдали, ближе к горизонту, четыре зубца панельных домов.
«Ласнамяэ», – кивает Алексей. Когда-то он тоже жил в русском районе, а теперь перебрался в другой.
Мы стоим на смотровой площадке, возвышающейся над деловым центром Таллина. За небоскребами открывается вид на Ратушную площадь. Алексей признается, что души не чает в Старом городе с его извилистыми улочками.
«Не буду оригинален. Когда перед Рождеством на Ратушной площади работает рынок, обязательно приезжаем погулять. Ну и так – при возможности люблю забежать, посидеть с чашечкой кофе».
Вдали, ближе к горизонту, четыре зубца панельных домов.
«Ласнамяэ», – кивает Алексей. Когда-то он тоже жил в русском районе, а теперь перебрался в другой.
